— Мирослав, Вы чувствуете, что Вы известный человек?

— Помнят, узнают, звонят. Это очень приятно, потому что мы всегда отвечали болельщикам взаимностью, на всех выездах, после игр и уже по окончании карьеры игрока. Всегда старались уделять время болельщикам.

— Довольны своей карьерой игрока? Все ли удалось сделать, чего хотелось бы?

— Безусловно, не все сделал, не все успел. Но на то есть причина — травма, полученная в игре за сборную Белоруссии. Отсюда и раннее завершение карьеры игрока. Поэтому удовлетворенность конечно, присутствует.

— Чего хотелось бы?

— Думаю, многого, потому что на момент окончания карьеры мне было 25 лет. Были трехлетние попытки вернуться из этого круга, к сожалению, безуспешные, ничего не получилось. Хотя за этот период мне было сделано семь операций в разных странах. К сожалению, ни к чему это не привело.

— Что чувствует футболист, когда в расцвете карьеры он вынужден покинуть футбол?

— Первое время, месяца два-три, я вообще не понимал, что происходит. Настолько все это внезапно и неожиданно было для меня. Чувствовал, что не могу найти себе применение, потому что много было сил, много эмоций, амбиций. Досада сжигала изнутри, я пытался это скрывать. Не понимал, почему это случилось со мной: молодой здоровый парень, я подходил к тому возрасту, когда у большинства футболистов карьера идет по нарастающей. К тому же ко мне проявляли интерес и другие клубы, в том числе иностранные. Мечтал закончить карьеру игрока совсем не так как получилось. Поэтому чувство досады было сумасшедшее.

Но, слава Богу, есть голова на плечах. Старался не унывать, потому что у меня сын подрастал, нужно было как-то кормить семью. Да и Москва, сами понимаете, не очень дешевый город. Мне надо было понять куда двигаться дальше для того, чтобы существовать. Не жить, а хотя бы существовать поначалу. Сразу вспомнились слова немецкого хирурга, который делал мне операцию на суставе: «Если хочешь остаться в футболе — берись за книги». Я не представлял себя вне футбола, и эти слова засели в моей голове прочно.

Чтобы остаться в футболе, нужно было принимать решение и идти учиться. Я поступил в Высшую школу тренеров, тогда она чуть по-другому называлась, два года обучался. Одновременно руководство «Спартака» мне дало возможность работать с молодыми футболистами в академии. В футболе я остался, но еще не понимал, что и как нужно делать. Процесс перестройки к реальной жизни был долгим и непростым.

— Кем быть проще - игроком или тренером?

— Игроки меряют все другими мерками, они смотрят на жизнь по-другому. С поля кажется, что да, тренером быть проще. На самом деле, это очень тяжелый труд, равно как и быть спортсменом и футболистом, в частности. Но это абсолютно разные профессии. И человеку со стороны, не побывавшему в тренерской шкуре, никогда не понять в чем же различие между игроком и наставником. Игрок, по большому счету, отвечает только за себя и еще за десятерых партнеров, которые находятся в тот момент на поле. Тренер же отвечает за всю команду, а в нынешних реалиях даже не только за нее, а уже и за клуб. Все на тренерских плечах и он должен успевать делать абсолютно все. Футболисты этого не замечают. Но, справедливости ради надо сказать, что те игроки, которые по окончании карьеры встают на тренерские рельсы, осознают это. Могу и по своему опыту сказать и по примеру Черчесова, что есть звонки от ребят, бывших футболистов, которые извиняются за те поступки, которые они совершали, будучи игроками. Это вдвойне приятно.

— В эмблеме «Спартака» появились звезды, чувствуете свою причастность к ним?

— Конечно. Потому что за этими звездами стоит несколько поколений футболистов, приносивших славу клубу и радость болельщикам. Это история. За каждой звездой, представляете, сколько людских жизней и спортивных судеб. Безусловно, мне очень приятно, что эти звездочки над эмблемой«Спартака», увековечили память обо всех игроках, выступавших за команду. Это очень-очень здорово!

— Когда в Вашей жизни произошел перелом, почему стали тренером, а не агентом, например?

— Мне всегда хотелось быть внутри процесса. Все-таки агентская деятельность специфическая, какой-то промежуток времени ты активно занимаешься игроком, потом переходишь в разряд наблюдателя. Мне же хотелось быть внутри. Постоянно в гуще событий. Все-таки у меня было видение, привитое «Спартаком», и собственный взгляд. Поэтому хотелось попытаться реализовывать себя именно в профессии тренера.

— Сейчас, будучи тренером, говорите футболистам: «вот я в твои годы...»?

— Нет. Мне кажется, что это вызовет только обратный эффект. Сейчас совершенно иной уклад жизни, совершенно иные условия, которых я не знаю. Как бы мы действовали сегодня - может также, а может и по-другому. С игроком я могу поделиться только впечатлениями о каких-то игровых моментах и своим мнением, но никак не говорить «я бы...». Футболисту достаточно видеть, что мы делали, и делали, на мой взгляд, достаточно успешно. Сейчас еще и другие финансовые условия, другой уход за футболистами. У нас такого не было. Нам не приносили бутсы, нам не стирали форму. Единственное сходство того времени и нынешнего - медицинский контроль и тренировочный, соревновательный график.

— Вы хороший тренер?

— Я только учусь быть тренером. Несмотря на то, что я достаточно давно в этой профессии и шел к ней с самой нижней ступеньки, начиная со спортивной школы, пройдя дублирующий состав. Но тем не менее, считаю, что до сих пор учусь. Мне кажется, всему научиться в этом деле в моем возрасте нереально. Поэтому каждый прожитый в профессии день считаю большой школой, которая с годами сделает меня действительно тренером.

— С кем проще работать - с молодежью, у которой много отвлекающих факторов и соблазнов, или с состоявшимися футболистами?

— Особенности, безусловно, есть. Работая в таком клубе как «Спартак» нечасто приходилось сталкиваться с внефутбольной жизнью. У наших молодых футболистов эти перепады были не столь существенные, потому что ребята практически жили на стадионе, где тренировались и играли, так что все были под контролем. Выходных дней или, как мы любим говорить, дней отдыха было не так много, плюс школа, институты. В чем легче с молодежью нежели со взрослыми футболистами так это требовать с них исполнения своих задумок,. Здесь как в жизни: ребенок ничего не боится, а взрослый испытывает некий страх перед неизвестным и десять раз подумает, стоит ли идти и получить увечье. В этом плане психологические подходы к тренерской деятельности имеют серьезные различия.

— Как сложился Ваш тандем со Станиславом Черчесовым и не обидно ли уйти с главных ролей, стать помощником?

— С Черчесовым мы встретились в Москве перед подписанием контракта с ФК «Жемчужина», до этого небольшой промежуток времени работали в московском «Спартаке». Тогда Станислав только вернулся из Австрии и принял основную команду, а я в этом время работал с дублирующим составом. Меня вполне устраивает то, что мы сейчас делаем, и статус, в принципе, тоже. Мною были допущены некоторые ошибки, когда я находился в самостоятельном плавании, и мне было интересно посмотреть со стороны, как ведется не только тренировочный процесс, общение с игроками, с руководством клуба, но и со СМИ.

Я у него очень многому учусь, многое перенимаю, потому что сам Станислав Саламович достаточно часто и откровенно делится со мной. Еще мне приятно, что он слушает не только меня, вообще всех, кто работает в нашем тренерском штабе. Он умеет выслушать, умеет понять, что мы хотим донести до него и после этого все с нами обсудить. Тот статус, который у меня сейчас есть, вполне приемлем, потому что, еще раз повторюсь, учиться нужно всегда. В этой профессии и на данном этапе я это обучение прохожу.

— Как делятся обязанности?

— Всю работу, связанную с подготовкой к играм, теоретическим занятиям, к сборам и так далее, мы проводим совместно. Садится весь тренерский штаб и обсуждает абсолютно все, вплоть до мелочей. Коллегиально обсуждаем и решение принимаем коллегиально. Работы на всех хватает. Не стоит забывать, что есть и определенные границы и участки, за которые только ты отвечаешь. Это как в любом клубе, в любом тренерском штабе. У нас нет такого, что главный тренер только раздает задания. Мне кажется, он вообще работает больше, чем мы.

— Футболисты говорят, что с приходом вашего тренерского штаба большое внимание уделяется психологии. Кто в этом плане работает с игроками - Вы или Станислав Черчесов?

— Во время матчей над психологией никто не работает. Не надо никому доказывать, что психологическая подготовка играет очень важную роль. И главный тренер уделяет ей очень большое вниманием. Футболист должен знать, что он сильнее, чем противник. Когда игрок себя чувствует себя спокойным и уверенным, ему проще решать сложные задачи. Все мы стараемся поднять настроение футболистов, это происходит здесь внутри, в раздевалке, в беседах на теоретических занятиях. На поле уже все, там бесполезно что-либо говорить, там только рабочие подсказы (смеется).

— Что можете сказать об «Амкаре» после сборов? Насколько он силен, насколько готов если не улучшить, то по крайней мере не ухудшить собственный результат?

— Обычно тренеры говорят, что все покажут официальные игры. И это верно, потому что сейчас сложно делать какие-то заявления по поводу готовности команды. Единственное, что могу сказать: мы приложили максимум усилий для того, чтобы действительно улучшить результат и как минимум не упустить тех позиций, которые сейчас в наших руках. Хорошо ребята работали, были неплохие условия, повезло с погодой. В принципе штаб выполнил свою работу.

Должны вписаться новички, которые появились у нас в команде, это процесс не быстрый, ребятам нужно время для адаптации. Они у нас появились не с первого сбора, а по ходу второго и третьего. Но мы уверены, что предложенная новичкам работа была сложной, но интересной. Если первый сбор был направлен на физическую подготовку, то во втором и третьем добавилась работа с мячами, были новинки в тактических и технических моментах. Надеемся, что оставшееся до старта Чемпионата время позволит игрокам окончательно проникнуться теми идеями, которые мы до них доносим.

А все остальное покажут только игры, потому что для каждой команды предстоящие 11 матчей — это 11 кубковых финалов. Понимаете, можно сыграть три матча в одном и том же составе, с одним и тем же соперником, но счет будет разный. Потому что это игра, и может случиться все, что угодно. Но мы верим в себя, в свои силы, верим, что у нас получится.

— По Вашей карьере просто красной нитью идет «Спартак». Если честно, хочется туда вернуться, есть такая задача?

— Задачи нет, потому что после травмы я далеких планов больше не строю, а живу сегодняшним днем и завтрашним, но никак не послезавтрашним. Безусловно, это тот клуб, в котором хочется работать. Что скрывать, вообще хочется работать в клубах, которые называют топовыми, потому что если тебя туда зовут, значит, тебя признают в тренерской профессии. Наверное, в отдаленном будущем такая мечта появится, сейчас же мне хочется учиться и совершенствоваться.

— Как начали заниматься футболом?

— Это решение отца. На 100% его решение. Я не помню в каком возрасте пришел, но с его слов знаю, что, еще ничего не понимая вообще, я уже был с мячом. Все мое детство связано с футболом: тренировки утром, вечером, зимой, летом, весной. Я очень благодарен отцу за его решение, равно как и мой брат, потому что именно футбол помог нам добилться того, что сейчас мы умеем. Хотя было очень тяжело и были моменты, когда хотелось сказать: я заканчиваю.

— Поняли с самого начала, что футбол — это Ваше? С таким-то ростом не было желания заняться баскетболом?

— Не поверите, но я был невысокого роста. В конце восьмого класса в спортивном интернате я стоял третьим сзади. А когда мы пришли в девятый класс после каникул, тренер, привыкший видеть нас по определенному ранжиру «глаза в глаза», меня не нашел. За лето я вырос чуть ли не на 16 сантиметров и в строю оказался третий спереди.

Были моменты, когда ничего не получалось, из Днепропетровского спортивного интерната меня трижды пытались убрать. Но каждый раз давали какую-то отсрочку. Я пытался этим воспользоваться для самостоятельной работы, прикладывал массу усилий. Помогал отец.

— Папа имел отношение к футболу?

— Отец всегда любил футбол и играл на первенстве района, города. У отца была мечта, чтобы его дети стали футболистами. Я сам прекрасно помню, когда подавал мячи футболистам, я на них смотрел, как на что-то неземное. Потому что у них свой автобус, свое питание, гостиница, они живут не такой жизнью как все. А отец это раньше видел и раньше знал, так что судьба наша была предрешена.

— Собственному сыну Вы дали возможность выбора или тоже все решили сами?

— Пожалуй, у сына выбора тоже не было. Он старается, прикладывает все свои умения и усердие, чтобы стать футболистом. Получится или нет - посмотрим. Единственное, о чем я жалею: меня нет рядом с ним последние три года. Это именно тот момент и период времени, когда важна обучаемость маленьких футболистов. Сейчас закладываются большинство компонентов, тот фундамент, который будет необходим в большом спорте. Если это упустить, то наверстать будет достаточно сложно.

— Сын играет на Вашей позиции?

— Если честно, я не знаю, какой была моя позиция, в том же «Спартаке». Я выступал на многих позициях. Например, в Лиге Чемпионов с «Интером» играл левого защитника, в других матчах — центрального защитника, опорного полузащитника, в нескольких матчах - под нападающим. Я везде перепробовал. Сын, к сожалению, не обладает такими способностями. Чем и отличается школа Советского Союза от того, что сейчас мы имеем: раньше тренеры пытались ставить детей на разные позиции, чтобы они умели принимать решения и оценивать ситуацию с разных участков поля. Это расширяло кругозор, сейчас футболисты узкопрофильные. Сейчас сын играет на позиции центрального защитника. Посмотрим, что будет дальше.

— На ребенка давит Ваш авторитет?

— Не знаю, что на них сейчас давит (смеется). 17 лет, я считаю, тот возраст, когда человеку все можно объяснить. Вроде, он слушает, но насколько услышанное претворяет в жизнь непосредственно на тренировках, мне сложно сказать, потому что я их не видел. Судя по тому, что узнаю от супруги, которая имеет возможность присутствовать хотя бы на играх с участием сына, изменения есть, и меня это очень радует.

Видео телекомпании «Урал-Информ»